Само собой, все вокруг немедлено стало выглядеть зловеще — абсолютно пустынная дорога, ведущая к замку, хищный оскал входной башни, сложенные зонтики, как острые молочные зубы, выпирающие из-под губ…
Гид шагал к башне как ни в чем не бывало, и рассуждал о том, что вообще-то замок закрывается в шесть вечера, а уже седьмой час, и поэтому нам лучше бы поторопиться:
— а то тут ведь и жилья никакого нет поблизости, никого не докричишься.
Я притормозила, — посещать замок мне резко расхотелось. Но гид уже входил в башню, и вообще было бы глупо устраивать отказы после того, как меня везли сюда минут сорок…
Тяжелые входные ворота были приглашающе открыты, заманивая, завлекая. Я входила в них с дурацкой мыслью, что как только мы с гидом отойдем на некоторое расстояние, ворота начнут бесшумно закрываться за нами. И только когда останется совсем небольшая щель, мы оглянемся и увидим это. Мы бросимся к ним в панике, но будет поздно… Я поежилась и заставила себя выбросить эти мысли из головы, но поймала себя на том, что взамен прислушиваюсь — не скрипнут ли за спиной закрывающиеся створы ворот.
На территории замка было еще мрачнее, чем снаружи. Я пробормотала, что как-то быстро смеркается, на что гид ответил, что считается, что время здесь, в замке, течет по-другому: это одно из мест, где зафиксированы аномальные выбросы подземной энергии, и поэтому в некоторых местах тут нарисованы значки в виде драконов — дескать, поберегитесь…
— чувствуете что-нибудь? — чуть помедлив, спросил гид. Перспектива нарваться на воротные козни его нисколько не пугала, он воодушевленно и резво поднимался на холм, прыгая по выползавшим из-под земли корням сосен. Я двинулась следом, осторожно ступая, — связки на ноге иногда еще ныли при неосторожных движениях, но главным образом надо было следить, не станут ли корни исподтишка хватать за лодыжки. Вроде не хватали, если не считать пары раз, когда я споткнулась совершенно ни с того ни с сего.
Поэтому запыхавшимся голосом я беспечно ответила гиду:
— конечно, чувствую! Здесь такой мощный поток энергии! Она золотистого цвета, даже руки колет!
Гид слегка притормозил, с опаской посмотрев на меня.
«Ну то-то!», — подумала я злорадно, а он протянул мне руку, помогая докарабкаться до смотровой площадки, с которой открывался вид, ради которого, мы, собственно, и лезли на холм по корням.
Две реки смыкали свои плавные воды, и в наступающих сумерках это зрелище было необыкновенно величественным. Кругом стояла абсолютная, плотная тишина. Было такое ощущение, будто выключен звук, и оттого в воздухе ощущается незримая вибрация, отголосок далекого погребального колокола.
Я стояла молча, глядя на воду, и, хотя меня назойливо теребила мысль о том, что надо же пофотографировать, я все никак не могла заставить себя поднять руку и включить телефон. Гид тоже был безмолвен, завороженно глядя на ленивое движение воды.
Очнулась я от того, что сумерки резко сгустились и от воды беззвучно повеяло холодом. Мне стало жутко.
— может, пойдем? — почти что шепотом позвала я. Гид отмер и двинулся со смотровой площадки, а я поспешала за ним, лихорадочно отщелкивая кадры и стараясь не зацепиться ногой за корни.
Спустившись с холма, он повел меня дальше вглубь замкового двора, опрокинув мои тайные надежды на то, что посещение замка ограничится смотровой площадкой. Чувство страха нарастало по мере продвижения, и я попыталась отвлечься мыслями о чем-нибудь занимательном, но додумалась только до того, что олицетворяю собой тех участников фильмов ужасов, которые придурковато прутся заполночь в темное помещение с плохой репутацией, или в страшные воды к акулам-крокодилам, или в какую-нибудь особо злоужасную чащобу. Правда, в отличие от них, я не была одета в обычную для героинь таких фильмов мини-майку с вырезом, через который в реальности героиньская грудь должна была бы убегать на свободу при каждом подскоке, но зато страшно мне было не по-киношному…
Гид молча влек меня все дальше вглубь двора, мимо длинного и низкого дома смотрителя замка. Дом угрюмо следил за нами мертвыми глазницами темных окон, и мне на миг почудилось что-то, какая-то неясная расплывчатая тень там, внутри.
«Дверь в башне открыта, а самого смотрителя нет. И все окна в доме темные. Ни занавесок, ни мебели не видно, только мрак и пустота. Ну и жуть!», — подумала я, невольно стараясь держаться от дома подальше. Но удержаться от того, чтобы всматриваться в темные окна, я не смогла, и на какой-то миг ощутила себя там, внутри, в пустой и темной анфиладе комнат. Что, естественно, отнюдь не прибавило мне веселого настроения…
Обогнув, наконец-то, дом, мы снова вышли к реке. Вода казалась тягучей, будто темнота растворилась в ней и загустела. На поверхности отражался лес, растущий на противоположном берегу. Отражения деревьев, искажаясь, были чуть вытянутыми, и мне показалось, будто они все удлиняются и удлиняются понемногу, и скоро достигнут берега, на котором стоим мы с гидом. Стало совсем страшно — с воды подползали призрачные языки темных отражений, а оставшийся позади дом смотрителя оказался вдруг гораздо ближе к нам, чем я думала. Немедленно вспомнились ворота во входной башне. Все ли еще они открыты? Или? Рационале не отказывало мне — на кой-фиг смотрителю сидеть в безлюдном замке в субботний вечер? Небось есть у него какой-нибудь пульт с кнопкой, посредством которой он может замкнуть ворота и не заморачиваться личным присутствием…
Забыв о вежливости, я развернулась прочь от воды и пошла обратно к выходу из замка. Гид же вспомнил, что он здесь вообще-то экскурсоводительствует, и, топая вслед за мной, принялся рассказывать о том, что место это нетуристическое, что сюда приезжают на пикники местные горожане, что смотритель живет здесь со свой семьей — женой и двумя детьми. «О боже, — подумала я, — здесь дети живут? Уверена, — тот, кто растет в подобной атмосфере, стопудово любитель поотрывать крылышки пойманным мухам и птичкам. Хотя, вряд ли тут есть какая-либо живность — уж больно мертвая стоит тишина».
Нам снова пришлось идти мимо дома смотрителя, теперь уже в обратную сторону. На его дальнем конце на стене оказались зажженными два тусклых фонаря, единственных на весь замок, которые не разгоняли тьму, а придавали всему еще более зловещий вид — шевелящиеся тени в кустах, сгустки мрака… Я уже и не думала заглядывать в окна, мечтая поскорее закончить эту прогулку и прикидывая, что же делать, если входные ворота все-таки окажутся закрытыми. Гид, казалось, моих переживаний вовсе и не замечал. Самому ему было вполне себе уютненько, и он то и дело останавливался, да и вообще никуда не торопился. И, несмотря на мое чистосердечное признание в том, что все озвученные мне даты не то, чтобы не задерживаются у меня в мозгу, — они туда даже не попадают, — минуя мои уши, сразу улетают в информационное поле Земли; неутомимо продолжал просвещать меня насчет того, чего и в каком веке было построено, потом пристроено или перестроено, и что и когда и для чего использовалось. В какой-то момент, когда он вслух рассуждал, похлопывая ладонью по какой-то развалине: «вот как бы мне Вам не соврать, какой же это век … это, пожалуй, пятнадцатый, или, скорее, даже четырнадцатый», — мне с трудом удалось удержаться и не сказать ему, что если на самом деле это вообще тринадцатый век, а реки, сливающиеся в непосредственной от нас близости — это Сырдарья и Лимпопо, я же проверять-то не стану.
Когда мы в конце концов вышли к башне, в полутьме уже было не разобрать, открыты ворота или нет. Только подойдя почти вплотную, я с облегчением увидела, что они открыты, и почти что выбежала через них, лишь мимоходом задумавшись, были ли они распахнуты, когда мы заходили, или только приоткрыты, как сейчас. От сердца у меня отлегло и я стала прикидывать, как вернувшись домой, я буду художественно рассказывать про все эти страхи.
Но и на безлюдной дороге было теперь не менее неуютно, чем в замке: асфальтовая поверхность была еле видна, а деревья растущего по обе стороны от дороги леса в панике разметали свои ветви на фоне угрюмого неба. К тому же стало заметно холоднее.
По верхушкам деревьев пробежал тугой ветерок, дунул мне на шарф, и тот сполз с моего плеча. Меховые помпоны шарфа приплясывали от ветра, будто кто играл с ними. Мне захотелось вцепиться в руку гида под любым предлогом, но его не оказалось рядом. Я панически обернулась — он шел чуть поодаль, с интересом рассматривая близстоящие деревья.
Я проследила за направлением его взгляда, — что там такого интересного может быть, в массе виднеющихся в темноте деревьев? Нам бы к машине поскорее, пока я совсем не замерзла…
И тут я уловила между деревьев какое-то движение, будто нечто темное перепрыгивало от дерева к дереву. Я застыла, всматриваясь во мрак.
Гид поторопил меня:
— идемте, а то совсем уже темно. Не ровен час…
Не желая дослушивать, что может быть «не ровен час», я полетела чуть ли не вприпрыжку, оглядываясь. И все мне чудились глумливые, не особо прячущиеся перескоки за деревьями.
Гид, наконец-то не подлаживаясь под мои мелкие шажки, держался вровень со мной и досказывал легенду о чертике, который живет в замке. Дескать, местные жители, приезжая на пикники, внимательно осматриваются вокруг — чертик из породы шалунов, может и пакость устроить. Например, один турист, только что собравшийся откусить припасенный с собой гамбургер, вдруг обнаружил себя по горло в воде, с гамбургером в руке. И что-то тянуло его дальше, вглубь… и это факт, засвидетельствованный всей пикникующей компанией, — он вдруг встал и пошел в воду, не обращая внимания на оклики. И при этом не помнил, как встал, как пошел…
Ветерок налетел снова, мягко, но ощутимо толкая то в грудь, то в плечо, и было это так неприятно, что я попыталась ускориться хотя бы еще немного. Тут вдруг гид замедлил шаг, и спросил меня:
— Вы не хотите сфотографироваться около вон тех деревьев? Со вспышкой может получиться очень интересный эффект.
Я бурно помотала головой в ответ, — дескать, замерзла и все такое, но он уговаривал, и в голосе его мне слышались неприятно настойчивые нотки:
— пойдите к краю дороги и повернитесь спиной к деревьям… я сфотографирую… пойдите…спиной станьте…
Представив, что я стою спиной близко к этим деревьям, я крепко сжала в кармане телефон и снова помотала головой, удивляясь, как это гиду невдомек, что я от страха чуть ли не зубами клацаю. И тут вдруг кто-то мягко взял меня за локоть.
Я издала прямо-таки ультразвуковой взвизг, дернулась прочь, споткнулась и почти что упала в объятья гида, который оказался почему-то совсем не с той стороны, где он вроде бы только что был.
— Вы что? Испугались? Я хотел Вас за локоть придержать — тут начинается неровная дорога, волны для гашения скорости.
Уффф… сердце у меня мячиком прыгало в горле.
До стоянки было уже рукой подать, и я предвкушала тепло и уют машины. Гид крепко держал меня за локоть, все так же не особо торопясь. «Конечно, у него куртка вон какая теплая», — подумалось мне, а вслух я высказала мысль, которая подспудно бродила в моих извилинах все это время:
— интересно, чертику, наверное, так здесь одиноко. Приедут туристы, он позабавится над ними, но они уедут, а он остается. Один, в пустом замке. Даже жаль его как-то…
Сказала, и пожалела об этом: гид вдруг захохотал, а отсмеявшись, сказал:
— а Вы вернитесь, да останьтесь, чтобы ему скучно не было.
И даже остановился и приглашающе мотнул головой в сторону замка.
Я попыталась воззвать к его сочувствию:
— Я не знаю, как Вам, а мне очень страшно. Я даже оглядываться боюсь.
Но он не поддался:
— Страшно? Отчего это вдруг? Здесь же просто безлюдное темное место, и только одинокий, несчастный, жалкий чертик грустит где-то около воды. Или в пустом пыльном замке.
И гид как-то неприятно ухмыльнулся, глядя куда-то мимо меня.
В машине я пристегнулась так поспешно и так наглухо, будто кто-то собирался меня из нее скрасть. Гид тронул машину и, выворачивая с безлюдной стоянки, снова заговорил про чертика, живущего в замке:
— я не стал досказывать эту историю там, чтобы не пугать Вас. Я смотрю, Вам и так невесть что почудилось.
И он остро взглянул на меня. В этот момент мы выворачивали из крутого поворота на главную дорогу, но он не смотрел на дорогу, он смотрел на меня какими-то странными, остановившимися глазами. Я сглотнула вязкую слюну и быстро проговорила:
— нет, я ничего не видела.
Он обмяк на сиденьи. Дальнейший путь проходил в полном молчании и в полной же темноте. За окном что-то мелькало, фары освещали дорожную разметку. Согревшись и успокоившись, я продолжила тему чертика:
— Ну, а если серьезно, то если он и живет в замке, то чем он занимается целыми днями? Посетители, небось, и летом-то только по выходным приезжают, и то днем, а зимой так вообще никто носа не кажет.
— В замке время по-другому течет, помните, я говорил. И потом, Вы же тоже где-то живете, но Вы же не сидите дома безвылазно. Ходите куда-нибудь. Вот и он, наверное, по гостям ходит, когда скучно. Любите гостей принимать?
— не дай бог! — вырвалось у меня, а гид удивленно поднял брови в ответ на мою горячность.
— еще, говорят, он навещает вот этот деревенский ресторан, в котором я обещал Вам ужин.
И мы свернули на стоянку возле ресторана.
Ресторан находился совсем недалеко от замка, и был единственным более-менее освещенным местом в округе. При нем была собственная пивоварня, а раз в год здесь проводились конкурсы на звание «Пиво года» среди пивоваров всей страны.
Мы вошли, и гид махнул рукой на рисунок на стене:
— а вот и чертик из замка.
Чертик глумливо раскинулся на рисунке. Ну да, сразу видно, что проказник. Выкушает бочонок пива и ну над туристами глумиться…
Не осматриваясь, я нырнула в дамскую комнату.
Мой вид мне не понравился — безнадежно растрепанные волосы, красный нос, слезящиеся глаза. Я извлекла косметичку из сумки, отметив, что хоть это и глупо, но у меня трясутся руки, и произвела реставрационно-лицевые работы. С висевшей на стене картины на меня взирала полная мне противоположность — «бледная дева, рукою лилейной, свои отирала ланиты». Несмотря на очевидную миловидность, в деве было что-то отталкивающее, — глянцевая поверхность картины бликовала, и, когда я двигалась, отражение ее лица в зеркале, казалось, тоже двигалось, неприятно искажая черты, будто из девы на краткие мгновения выглядывали некие хищные существа. Но я понимала, что это всего лишь блики, и, поэтому, зацепившись невесть каким образом рукавом за ручку двери на выходе, да так, что меня буквально внесло обратно в дверной проем, я не стала ничего придумывать. Зацепилась, и зацепилась. Бывает…
Со второй попытки выйдя из обиталища лилейных ланит, я направилась к столу, за которым уже сидел гид.
Я шла, и взор мой был прикован к безделице, висевшей прямо над нашим столом: чучело рогатого зайца. Зайца. Рогатого. Он косился на меня стеклянным фальшивым глазом, и под этим взглядом мне становилось все больше и больше не по себе. Гид тоже выглядел странно — он смотрел, улыбаясь, как я иду по проходу, и вдруг быстро и как-то голодно смерил меня взглядом. Я опешила. Это еще что? Я хорошо помнила свое отражение в зеркале: несмотря на косметический ренессанс, идея о женской привлекательности моей замерзшей физиономии была абсурдной. «А может, он любит охлажденную дичь», — пронеслось у меня в голове. Я опустила глаза и, сделав вид, что не заметила никаких взглядов, скользнула за стол. Ко мне тут же подвинулось меню, и я нырнула в него, как ныряют в воду, спасаясь от подступающего пожара.
Впрочем, небольшой пожар действительно имел место быть — недалеко от нашего с гидом стола располагался камин, около которого горкой лежали основательные поленца. В зале было полутемно, и сполохи каминного огня шевелили мутные тени в углах. Я вдруг увидела себя как бы со стороны: темное море раскачивающихся на ветру деревьев, в этом море маленький сумрачный островок ресторана, и в нем я, гид с голодными глазами, и рогатый заяц. Неподалеку — замок с безмолвно приоткрытым ртом входной башни, неясные тени за стволами деревьев, и до ближайшего жилища — 40 минут езды на машине…
Тем временем помещение ресторана, почти безлюдное во время нашего туда прибытия, быстро заполнялось невесть откуда взявшимся народом. То и дело косясь на рогатого зайца, я рассматривала вновь прибывших. Те шумно рассаживались по местам. Позади гида, лицом ко мне уселись два парня с кружками пива в руках. Они переговаривались о чем-то на чешском, и время от времени взлаивали затяжными визгливыми хохотками. Я старательно рылась в меню, избегая смотреть на них. В какой-то момент я все же подняла глаза и буквально споткнулась об их взгляды, — они приветственно подняли кружки, и, растянув вислогубые рты в неестественных, глумливых ухмылках, сказали что-то вроде «прозит». Я кивнула, а гид медленно обернулся и коротко буркнул что-то в ответ. Вернув к ним взгляд, я с изумлением увидела два совершенно пьяных лица и нефокусирующиеся затуманенные глаза. «Да что это со мной?»
Народ меж тем располагался за столами, передавая друг другу меню, а кому-то уже даже принесли еду. В ресторане стоял тот особенный гул, который сопровождает ресторанные посиделки, — разговоры, приглушенный смех, звон столовых приборов. Но меня все не отпускало — мне чудились взгляды исподтишка, многозначительные переглядывания и перешептывания. К тому же, в довольно большом зале было немного прохладно, и меня стало немного познабливать. «Тьфу ты, вот еще не хватало. Надо срочно отвлечься, пофотографировать интерьер, и все пройдет».
Гид со спокойным любопытством посмотрел на меня:
— если хотите, здесь есть еще помещения, и каждое оформлено по-разному. Там сейчас никого нет, но если попросить, то включат свет и покажут. Вот например, то, где мы сейчас — охотничья комната.
Ого! А я даже не заметила! Вот как заяц-то рогатый глаза отвел… Я огляделась вокруг — кроме зайца, на стенах были развешаны чучела птиц, головы косуль и других каких-то небольших животных. Утки тянули шеи, пытаясь оторваться от намертво прибивших их к стенам зажимов; косули мучительно таращили мертвые глаза, силясь пошевелить давно съеденными телами. «О боже! — подумалось мне, — пива мне, люди, пива!»
Запотевшая кружка неприятно охладила ладонь, а пиво — гортань. Охладило, но не смягчило ком, застрявший в горле, ибо было горьким, и мне не по силам.
Принесший пиво официант неодобрительно цыкнул гиду. Тот пожал плечами, и кружку унесли, а взамен принесли другую. Эта тоже отдавала горчинкой, но была вполне сносной. Я снова углубилась в меню.
Вскоре пиво дало себя знать, запустив в голову шальные пузырьки, и я спросила у гида:
— это мне кажется, или все вокруг на меня смотрят?
Гид усмехнулся:
— конечно. Туристы тут редко бывают, тем более, в такое время.
— а по мне сразу видно туристку?
— конечно.
— это плохо?
— это просто факт.
— а здесь туристов не любят?
Гид положил меню на стол, и, сложив руки подобно министру на пресс-конференции, терпеливо ответил:
— здесь очень, очень, очень любят туристов, — и отчего-то посмотрел на рогатого зайца.
«Мой гид переглядывается с головой рогатого зайца. Чудесно. Что дальше?»
Почему-то мне показалось, что телефону так же страшно, как и мне, так что он аж трясется истерически. В голову пришла сказочная по своему идиотизму мысль успокоить его, взяв в руки. Ну, а затем до меня дошло, что телефон и впрямь трясется, но не от страха, а от смс. Я взглянула на экран — кто бы это мог прислать мне смс в такое время, и увидела сакраментальное «Z-сел приветствует вас в Чехии». Я хмыкнула — в Чехии я уже почти неделю, и, как водится, по прибытию Z-сел меня уже поприветствовал, сообщив, что каждая мысль позвонить куда-либо будет оштрафована на энную сумму, а каждая проверка почты будет вычтена из аккаунта причитающихся мне лет жизни… Чего ж опять? Скучает, что ли?
Принесли заказанное. Я вдруг почувствовала зверский аппетит, и набросилась на мясо, чуть ли не урча от удовольствия. События сегодняшнего вечера стали казаться мне незначащими.
— ну как Вам мясо? Нравится?
— Да, очень! Приготовлено отлично, с кровью, как раз как я люблю.
Гид усмехнулся.
— ну еще бы.
Я покосилась на окружающих и насторожилась:
— что значит «еще бы»? Можно подумать, тут вурдалачье гнездо, где знают толк в кровавой пище.
Гид задумчиво жевал свой шницель, не сводя с меня острого взгляда. Я хлопала глазами, не зная, чем разбавить эту странную паузу, пока он не очнулся и не сказал чуть насмешливо:
— гнездо, говорите. Вот точно, чего-то Вам начудилось там, в замке. Но вообще-то тут вокруг охотничьи угодья. Поэтому тут знают толк в приготовлении мяса.
— аааа…. — только и смогла я сказать.
— а почему Вы про гнездо вурдалачье помянули? Читали что-то про здешние места?
Я непроизвольно оглядела зал ресторана, и мне снова стало страшно.
— нет, не читала. Только не рассказывайте сейчас ничего, ладно?
— почему? — гид изящно отпилил кусок шницеля и элегантно отправил его в рот.
— мне и так не по себе.
Гид снова со значением посмотрел на рогатого зайца.
Увидев это, я была на грани того, чтобы, наплевав на приличия и на «что люди подумают», высказать гиду наболевшее: «Что за странные переглядки у вас с этим зайцем? Почему здесь все так странно? Почему мне так страшно? Да скажите же!!!». И, может, я и спросила бы. Но, кажется, я боялась услышать ответ.
На обратном пути, совершенно счастливая от того, что прогулка благополучно закончилась, я стала признаваться гиду в своих страхах:
— а Вам самому в замке неужели не боязно было?
— а чего там бояться?
— ну как же, аномальная зона, и чертик вон как озорует. Утянул бы в реку…
— Вы же его пожалели. Вот он и не тронул бы Вас … ну, может, на ночь поиграться бы оставил… в пряталки, а утром бы отпустил.
— господи, спаси и помилуй! Ну уж спасибо, не надо.
На том разговор иссяк, тем более, что гид по мере приближения к Праге становился все менее разговорчивым, и если и говорил что-нибудь, то так тихо и так неразборчиво, что я бросила его донимать и остаток пути молча, но героически боролась с накатывавшим сном. Наиболее спасительными были мысли о том, что надо будет впихнуть в чемодан размером с дамскую косметичку материалы конференции и последствия «я забегу в молл на полчаса купить всего лишь пару теплой обуви в первом попавшемся магазине».
Через полтора часа мы с гидом прощались около моего отеля. Все страхи как рукой сняло. Я благодарила его за интересно проведенное время, он отвечал, что ему тоже было со мной интересно, я улыбалась, он тоже. Мы потрясли друг другу руки, и, заканчивая прощание, в унисон сказали: «ну ладно…», рассмеялись, я умолкла, а он продолжил:
— полетел я. пора мне к себе в замок.
И секунду спустя я остолбенело смотрела вслед отъезжающей машине, а еще через секунду она слилась с проезжающим мимо потоком…
